Помочь
«Если мама активная, то и ребенок ее будет в порядке, то и просьбы ее будут услышаны, у нас нельзя быть безропотной и смиренной».
Эти горькие выводы Сауле сделала не случайно, так сложилась ее судьба и судьба ее старшего сына — Инсара.
«Ошибки начали допускать еще в роддоме, я ведь тогда совсем молоденькая была — двадцать четыре года — что я там понимала? Схватки начались, мне прокололи околоплодный пузырь и… буквально бросили. Сутки я мучилась, никак не могла родить. К врачам подходила, просила помочь, но они только отмахивались: «Иди ложись и жди, вечно вы паникуете». Что мне оставалось делать? Ждала. И дождалась того, что начала терять сознание. Просто отключалась. И только тогда они забегали, поняли, что это были не просто истерики испуганной роженицы. Стали готовить меня к экстренному кесареву сечению, они, понимаете ли, поняли, что у меня узкий таз и я просто сама родить уже физически не смогу. Неужели раньше этого было не видно?!».
Возмущения Сауле понятны любой женщине, столкнувшейся с таким отношением медицинского персонала роддома.
«У Инсарчика голова была как банан! Он застрял и кости черепа деформировались. Образовалась гематома. Но из роддома нас выписали с пометкой «здоров». Почему бы сразу не порекомендовать обратиться за помощью к невропатологу, встать на учет? Нет. Просто сняли ответственность, а дальше — как хотите».
До сорока дней Сауле еще радовалась своему материнству, но вот потом наступили страшные времена.
«У него открылась рвота, кричал сильно, невозможно было успокоить! Глазки бегали из стороны в сторону… Жуткое зрелище! И как понять, что с твоим ребенком? Как его успокоить, он ведь еще совсем крошечный?!».
Невропатолог выявил у Инсара атрофию зрительного нерва, но других диагнозов выявлять не стал.
«Инсар только в шесть месяцев стал на животик переворачиваться, явно же это отклонение от нормы. Да еще и начал покачиваться, что характерно для аутистов… Мы не стали ждать с моря погоды, решили искать помощи в другой стране. Муж отправил нас в Китай. Там доктора обследовали нас, оказывали симптоматическое лечение, но для того, чтобы поставить точный диагноз нужно было ждать, когда Инсару исполнится три года».
Сейчас Инсару уже шесть лет, но до сих пор окончательного диагноза ему так и не выставили.
«Речи у него до сих пор нет, но ребенок он очень нервный, ранимый, на фоне того, что часто он не может объясниться с нами возникает агрессия, крики… Конечно, стараешься его сразу успокоить, отвлечь, но ведь он не обычный, не здоровый ребенок, понимаете? Не так-то все просто… А ведь у меня еще один сынок родился, Бекарыс. Ему сейчас восемь месяцев всего, страшно, что такое поведение Инсара может и его как-то травмировать. Вот так и разрывается сердце между двумя сыновьями...».
Но несмотря на болезнь старшего сына, на рождение младшего Сауле остается очень активной и очень оптимистичной мамой.
«Официально с мужем мы разведены, но он помогает мне с мальчиками как может. Да и я сама сейчас в декретном отпуске, но потом снова собираюсь выйти на работу. С детьми моя мама будет сидеть, она мне очень помогает, а нам — родителям — деньги нужно зарабатывать, чтобы будущее своих детей обеспечить, потому что иной раз возникает такое чувство, что кроме нас они никому в этом мире не нужны. Вот и крутимся как заведенные. Без движения, без моторчика в наше время никак нельзя».
